Ингуши являются одним из автохтонных народов Северного Кавказа, с древней самобытной культурой и архитектурой. По имеющимся источникам ингушский этнос устойчиво фиксируется в горах Центрального Кавказа и на равнинах Предкавказья с первого тысячелетия до нашей эры.

По мнению профессора Е.И.Крупнова, этнокультурный след ингушей уходит в далекое прошлое, вплоть до новокаменного века. На территории древней Ингушетии известны памятники III тысячелетия до нашей эры майкопской и куро-араксской археологической культуры. На рубеже II-го и I-го тысячелетия до нашей эры возникла самобытная кобанская культура. Ингуши являются прямыми потомками древнего населения Центрального Кавказа, носителей кобанской культуры*.

Древнегреческий географ, повидавший много стран Страбон, в первом тысячелетии до нашей эры в своей географии упоминает народ «гаргареи*» (от самоназвания ингушей «гIалгIай»). Гаргареи (ингуши), описываемые Страбоном, локализованы в предгорьях и равнинах Центрального Кавказа, местах распространения древних – кобанцев-плоскостников.

С IV века до нашей эры ингуши известны под этнонимом «дзурдзуки» - так в древности грузины называли ингушей. В настоящее время грузины ингушей называют кистами. В древних грузинских источниках упоминается «Дзурдзукетия» как государственное образование. Дзурдзуки локализуются на территории Центрального Кавказа во второй половине I тысячелетия до нашей эры от верхнего течения реки Кубань до верхнего и среднего течения реки Аргун, с запада на восток.

Грузинский историк, автор сочинения «жизнь Картлийских Царей» Леонтий Мровели (XI век н.э.) упоминает государство дзурдзуков с IV век до н.э., т.е. со времени возникновения Грузинского царства*.

Источники также упоминают о взаимоотношениях предков ингушей «дзурдзуков» с близлежащими государствами, их родственные связи и совместные военные походы. Так, неоднократную военную помощь от дзурдзуков во III в. до н.э. получает грузинский царь Фарноваз, который выступил против господства Азона в Картлии. II в. до нашей эры сын Фарноваза Соурмаг получает военную помощь от дзурдзуков (ингушей), за что он жалует их землями в Картлии, на южном склоне Кавказского хребта. Их потомками принято считать сванов, с их башенной страной Сванетией. Известно также о взятии царем Грузии Фарновазом жены из дзурдзуков*.

В X-XIII веках на территории Центрального Кавказа уже известно Аланское государственное образование (согласно утверждениям акад. П.С. Палласа* ингушские племена «кисты» являются прямыми потомками алан). В связи с нашествием монголов, полчищ Хромого Тимура, аланское государство прекратило свое существование. Средневековые источники отмечают («Сборник летописей» Рашид-ад-дина и китайская хроника «Юань-ши» «История монголов») крупное сражение и гибель столицы Алании города Магаса *. Плоскостные ингуши вынуждены были уйти в горы и укрыться в труднодоступных ущельях.

В русских летописях второй половины XVI в. ингуши впервые упоминаются под названием «Колканцы» *. Исторические документы указанного периода свидетельствует о зарождение постоянных взаимоотношений России с Ингушетией.

Об Ингушетии писали многие исследователи и путешественники, в том числе и великий русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов, которого поразила красота и величие ингушских башен. Горная Ингушетия является одним из очагов возникновения древней культуры, где люди складывали легенды, строили башни и многое другое. Сегодня горная зона Ингушетии представляет собой музей под открытым небом, включающий в себя сотни исторических памятников средневековья.

Ассинская котловина, по историческим данным, в позднее средневековье являлась центром расселения ингушей. Предания сообщают, что в древности здесь жил человек по имени Га. У него было три сына: Эги, Хамх и Таргим. Умирая, он наказывал своим сыновьям: «Ты, Эги, поселись в том ауле, где жил я - Эгикале, ты, Хамх - рядом и образуй новый аул. То же сделай и ты, Таргим». Так в горной Ингушетии появились три древнейших аула: Эгикал, Таргим и Хамхи – по ингушски эта местность называется Кхаь-Кхаьле – местность трех башенных селений *. Как писал профессор Н.Ф. Яковлев, «в союзе с другими соседними родами Баркинхоевыми, Евлоевыми и родом Ферта – Шоулы, потомки трех братьев, или роды «трех селений», вооруженной рукой распространили свою власть на ряд соседних племен… » *.

Горная Ингушетия является центром духовной и материальной культуры ингушей. В армянской географии VII в н.э. (Анания Ширакаци) упоминается Джейрахское ущелье. Среди прочих замечательных мест Кавказа упоминает реку «Арму» (Армхи) по ингушски (хи) – река, а также среди перечня народов, находившихся в Азиатской Сарматии, упоминается этноним прямых потомков ингушей «кусты» («кисты»- кистинцы <>*).

Джейрахское ущелье привлекало многих путешественников еще и своей средневековой ингушской архитектурой, поражающей взор своими башенными и храмовыми постройками. Для защиты от иноземных и внутренних врагов ингуши строили боевые оборонительные башни, необычайная архитектура и качество постройки которых до сих пор удивляют современного человека. Ингуши строили жилища в горных ущельях, иногда даже на неприступных скалах в целях экономии пригодной для посевов земли (например, Замок-крепость рода Имагожевых Вовнушки). Сторожевые же башни строились, в основном, у входа в ущелье и в конце его на выступах так, чтобы была возможность передавать сигналы при приближении врага.

Первые башни, появившиеся в горах Ингушетии, относятся к V веку, к периоду после гуннского нашествия. С V – XIV вв. строились в основном жилые и полубоевые башни, называемые ингушами «гIала». Ингуши себя называют «гIалгIай» - гIал – башня – жители башен. Жилые башни строили в два-три этажа из неотесанного камня на известковом растворе. Каждый этаж имел свое назначение: первый - хлев, на втором этаже был очаг и спальня, а на третьем – кунацкая, комната для гостей. Посредине башни воздвигался каменный столб с выступами для межэтажных перекрытий. В последующем, с изменением социальных отношений, начали строить полубоевые башни. Они отличались появлением бойниц и «машикулей» - (чIерх - инг. назв.), это каменные балкончики, служившие для военных целей.

После нашествия хромого Тимура в XIV в. башенная культура ингушей достигает своего наивысшего развития. Вслед за жилыми и полубоевыми башнями с XV – XVI в.в. стали сооружать боевые башни «ВIоув» (инг. назв.), более высокие и достигающие 30 метров в 5-6 этажей. Они уже были более узкие и имели коническую и, чаще всего, квадратную форму, с пирамидальными крышами и целый ряд с плоскими. Боевая башня имеет один выход, ведет он сразу же на второй и третий этажи. Это делалось в целях обороны, приставная же лестница - балка с зарубками могла быть в любой момент поднята наверх. Внутри башни переходы устраивались по углам и располагались зигзагообразно. Нижний этаж боевой башни предназначался для хранения различных припасов (пищи, воды и пр.) и содержания пленников. Второй – для хорошо вооруженных воинов, третий и четвертый этажи занимали защитники и их семьи, а на верхних этажах располагались воины и наблюдатели *.

«ВIоув» покрыты или плоской кровлей с выступами – парапетами по углам, или чаще ступенчато–пирамидальным перекрытием со шпилем в центре (ЦIогал - инг. назв.). Боевые башни снабжены массой бойниц – узких щелей, а у самого верха – боевыми балкончиками-машикулями. Бойницы хорошо приспособлены для стрельбы из луков и кремневых ружей. Полубоевые и боевые башни использовались для обороны во время междоусобных столкновений и внешних нашествий.

Как известно, по территории Ингушетии пролегал знаменитый шелковый путь. Населенные пункты, находившиеся непосредственно у пути, за продвижение по их территории снимали с караванов дань (на современном языке это можно назвать налогом). Шелковый путь давал возможность жителям данной местности совершать взаимные товарообороты, что в свою очередь имело экономический и политический смысл.

Из века в век в горах складывался особый архитектурный стиль, отличающийся широтой композиционных форм.

С V - XVIII вв. в горной и частично в предгорной зоне Ингушетии было построено ингушскими мастерами множество башенных городов, замков, отдельно стоящих башен (жилых и боевых), храмов («ерды»), святилищ («Элгац»), погребальных надземных, полуподземных и подземных склепов («малхара каш» - солнечный могильник).

Строительство боевых башен, являющихся высшим достижением ингушского зодчества, требовало не только высокой профессиональной подготовки, приобретенной многолетним опытом, но и различных технических навыков. Для строительства применялись такие орудия труда, как ингушское изобретение «чегырьк» (инг. назв.), представляющее собою нечто вроде ворот для подъема строительных материалов и специальное приспособление по подъему крупных камней - «царацур» (инг. назв.рычага). Изобретение представляло собой деревянную массивную конструкцию, напоминающую пушку или подъемный кран, на стволе у которой был канат, а сбоку находилось приспособление, похожее на штурвал от корабля.

Каменщик крутил за ручку и поднимал на канате все, что ему было нужно. Как свидетельствуют наличные материалы, прослеживаемые повсеместно боевые сооружения возводились профессионально подготовленными мастерами - ингушами. Они обладали всеми необходимыми навыками и секретами своего сложного ремесла.

Само башенное строительство находилось на уровне ремесленного производства. Ингушские зодчие строили не только у себя в Ингушетии, но и далеко за ее пределами. Это, несомненно, доказывает происхождение вообще самих башенных построек на Кавказе с территории Ингушетии. По мнению многих исследователей, ингуши в средние века настолько постигли искусство строительства, что их часто приглашали строить военные сооружения (в основном боевые башни) в другие регионы.

«Отдельные, наиболее известные в Осетии башни, как давно установлено, сложены руками ингушских мастеров*» - пишет Ш.Э. Дахкильгов. О продолжительности древних связей башенной культуры Ингушетии и Осетии говорит и такой факт. Известный мастер, джераховец Хаматханов в начале прошлого века производил ремонт храма XII века в селе Дзивгисе Куртатинского ущелья Северной Осетии, о чем свидетельствует надпись на стене указанного храма.

Взаимовлияния строительного мастерства горцев осветил С.И. Макалатия. В одном из исследований он указывает на то, что башни в Хевсуретии сходны с тушинскими, и по местным преданиям их строителями являются кистины–ингуши *.

Осетинский исследователь Г.А. Кокиев писал: «Превосходство надо признать за ингушскими и чеченскими башнями, в которых чувствуется своеобразная культура и высокая техника *». В «Географии» Вахушти Бангратиони (грузинский историк и путешественник 1696 – 1784) указывается на то, что ингуши «умеют строить из камня на извести и из них воздвигают дома, башни и укрепления».

Имеющиеся башенные поселения в прилегающих горных районах современной Чечни несут в себе ингушское начало, а их жители - ингушское происхождение, о чём было отмечено в научных трудах профессором Е. Крупновым. Это такие районы, как Галанчож, Мялхисты, Майсты и другие. Сами жители этих поселений не отрицают эту связь, тем более их языковая и материально-духовная близость к ингушам этому подтверждение.

Средневековый период характеризуется достижением мастерства ингушских зодчих в строительстве своих башенных, храмовых и оборонительных сооружений. И поэтому не зря горную Ингушетию называют страной башен, музеем под открытым небом.

Оригинальная башенная культура неоднократно была оценена по достоинству многими известными учеными кавказоведами, такими как Б. Далгат, Л. Семенов, И. Шеблыкин, Е. Крупнов и другими.

«При удивительной стройности, пропорциональности и довольно большой высоте, - отмечал И.П. Щеблыкин, - они устойчивы и прочны. Поражаешься мастерству строителей, их вкусу и умению так великолепно разрешить и воплотить в реальные формы свои замыслы и фантазии» *.

Профессор Е.И. Крупнов пишет: «Современная Ингушетия отличается, пожалуй, наибольшим количеством этих памятников и лучшей их сохранностью… Ингушские башни, - говорит он, - для нашего столетия – новые шаги человека в небо». И далее автор отмечает: «Культура вайнахских племен имеет глубокие местные корни, а сам вайнахский народ является одним из древнейших этнических массивов Кавказа» *.

На многих ингушских башнях встречается изображение в виде человека с распростертыми руками и расставленными вширь ногами. По мнению некоторых исследователей, этим символом является «крест голгофа», тем самым они делают попытку связать его с христианской религией, с некими миссионерами. Но данное утверждение не имеет доказательств так, как само изображение креста имеет языческое начало. Даже если бы это был «крест», не легче было бы нашим предкам изобразить его сразу в виде креста, а не усложнять, делая его похожим на человека, как уже выше упоминалось. Не думаю, что их задачей была изобразить христианский крест, скорее это фигура жреца, символизирующего духовную связь народа со всем миром (фигуры эти находятся со всех сторон башни).

Башни также были, в каком-то смысле, символом предков ингушей в представлении о вселенной, мире и их стремлении вообще быть ближе к небу. Как известно, ингуши в те века поклонялись языческим богам. Возможно, этот знак изображает и некое божество, почитаемое в древности.

Строительство боевой, да и жилой башни обставлялось весьма торжественно. Первые ряды камней обагряли кровью жертвенного барана. Все строительство должно было продолжаться не более года. Заказчик башни должен был хорошо кормить мастера. По поверьям ингушей, все несчастья приносит голод. И если мастер падал с башни от головокружения, хозяина обвиняли в жадности и изгоняли из аула.

Мастерство строительства передавалось по наследству. Ингушские народные предания сохранили имена некоторых ингушских зодчих. Это Янд Эрзинский, Дяци Льянов, Дуго Ахриев, Хазби Цуров *. Известны фамилии строителей башен: Баркинхоевы, Ханиевы, Евлоевы и другие. Последние, говорит С.Дзарахов, были первыми строителями башен. Это свидетельствует о местном ингушском происхождении башенной культуры.

«В старое время, - пишет Яковлев Н.Ф., - в горах имелись целые рода, занимавшиеся, например, постройками башен из камня. Такова фамилия Баркинхоевых, жителей села Баркин в горной Ингушетии, которые из поколения в поколение были мастерами–каменщиками, или «искусниками камня», как выражаются ингуши («той говзанч»). Величественные и долговременные каменные сооружения являются наглядным результатом их гениального творчества.

Много лет изучают ученые памятники старины Ингушетии, записывают поэтические народные предания и легенды, в научных публикациях доносят до широкого круга соотечественников вести о яркой культуре и героической истории ингушей и их предков. «Человеку при жизни нужна башня, после смерти склеп» - гласит ингушская пословица. Не каждому роду было под силу в те нелегкие времена построить башню - для этого нужно было иметь сплоченную сильную фамилию, а также физическую силу.

До наших дней дошло предание о том, как строилась башня ингушского рода Гадаборшевых. Вот что рассказал А.Ю. Баркинхоев, которому было 92 года: «Гадаборшевы являются выходцами из горного аула Озик (Баркам), патриарх фамилии - Гада, имеют родовую башню в горном ауле Гадаборш, которую построил Бятр, внук Гада, племянник Евлоевых. Старшими в роду и известными среди горных ингушей являлись Гада, и его сын Борш (Борш был единственным сыном, это было его второе имя, данное из-за суеверных страхов для защиты от нечистой силы и означало мужское начало), что в дальнейшем закрепилось уже в фамилии «Гада Борш-наькъан», т.е. «Гадаборшевы». По преданию, Бятр был невероятно крупного телосложения и обладал недюжинной силой, чем внушал суеверный страх на окружающих. При постройке родовой башни он поднимал в гору большие камни, которые были не под силу и гужевому транспорту.

Во время постройки башни - волы (шерч), уже привыкшие к монотонной работе, при перевозке камней для строительства башни сами без погонщика отправлялись к месту разгрузки. При постройке башни Гадаборшевых недоброжелателями были покалечены волы, перевозившие камни для строительства башни, которым были подрезаны жилы на задних ногах. В результате случившихся разбирательств был убит дядя Бятра по материнской линии Евлоев, с противной стороны погибло два человека.

Бятр обладал всеми необходимыми навыками и секретами сложного ремесла строительства башен и был профессионально подготовленным мастером.

После смерти Бятр был погребен в родовом солнечном склепе, но впоследствии, в конце 50-х годов XX века, его останки из склепа исчезли. По имеющимся сведениям, одна из археологических экспедиций, изучавших Горную Ингушетию, из-за необычно крупных размеров костей скелета решила, что им место в каком-нибудь антропологическом музее СССР*.

Во второй половине XIX века представители рода Гадаборшевых основали равнинное село Гадаборшкъонгийюрт (Гадаборшево) - село сыновей Гадаборша - ныне село Куртат Пригородного р-на РСО (записал Сампиев Алихан Магометович, год записи 1972 г.).

Построение башни должно было свидетельствовать об родовой сплоченности и мощи, поэтому в работе добровольно принимали участие все члены данной фамилии, помогая и живой силой, и средствами. В строительстве башни принимали участие и наемные рабочие из других фамилий, но владельцы башни зорко наблюдали за ходом постройки, чтобы кто-нибудь умышленно не помешал работе. В старину, когда выдавали девушку замуж, то ее родители осведомлялись, имеет ли жених башню и родовой склеп.

В предания сохранились мотивы о том, как высоко был развит культ камня у ингушей. Для гостя в те далекие времена считалось обязательным принести в качестве подарка камень, т.е. речь идет о гостях, прибывших на свадьбу. Не эта ли святая любовь к камню заложена в сохранившихся памятниках средневековой архитектуры Горной Ингушетии.

Не случайно профессор Л.Н. Семенов обратил внимание на культ камней у ингушей: «По представлениям ингушей и осетин, - пишет он, - происхождение Нартов из камня свидетельствует об их необычайной физической силе и крепости, описывая подвиги Нартов, нартские певцы постоянно упоминают о камнях, скалах, монументальных каменных сооружениях».

Выбор места для постройки башни сопровождался гаданием. На намеченном месте ставили на ночь чашу, до краев наполненную водой. Если к утру уровень воды в чаще поднимался, это считалось дурным признаком, и приходилось искать другое место. Существовал еще и такой обычай: перед строительством башни землю поливали молоком - если оно не просачивалось, то почва для фундамента считалось достаточно крепкой, если же молоко просачивалось, землю рыли еще глубже. Перед тем, как приняться за сооружение башни, заготовляли весь необходимый материал – камни, балки и прочее. Наиболее сложной операцией считалось возведение ступенчатой кровли башни. Вот как описывает эти работы профессор Л. П.Семенов: «Кровлю начинали возводить изнутри. Когда же надо было закончить покрытие свода и поставить замковый камень, на машикули ставили лестницу, привязанную веревками, прикрепленную к столбу, поставленному на время в верхнем этаже. Веревку пропускали через отверстия, сделанные между уступами кровли. Мастер привязывал себя ремнем к этой лестнице, поднимался на купол башни и заканчивал работу. За установку замкового камня давали лошадь или быка».

Крепкие стены башен защищали ингушей от недругов. Наиболее известные и лучшей сохранности башенные комплексы: Озик, Белхаре, Таргим, Эгикал, Эрзи, Пялинг, Ний, Цори, Ялхаре, Лялах, Малхиста и т.д.

Луга и созданные трудом искусственные террасы для земледелия кормили горцев. Родное ущелье было колыбелью, домом. Здесь же располагались и подземные погребальные склепы – (Малх–каш), сложенные, как и жилища, из камней. У каждого ингушского рода была своя башня, свой склеп. Склепы были фамильные, даже сейчас в наше современное время у каждого ингушского рода свое родовое кладбище. Обычай хоронить в склепах членов своей фамилии строго соблюдался. Если умирал приезжий человек, его увозили в родное селение, хотя бы для этого приходилось ехать несколько дней. Погребение в склепах совершали приблизительно до середины XIX века. При похоронах двое мужчин влезали в склеп и втаскивали туда покойника. Родственники вставляли в просверленные плиты, вделанные в стены склепов, шесты с белым флагом. При этом в просверленную плиту вставляли взятый из святилища жезл с флагом и колокольчиком.

Загробная жизнь у ингушей представлялась продолжением земной, только солнце для мертвых святило в то время, когда оно скрывалось от живых, т.е. ночью. Покойники «помогали» в работе живым, и, как пишет этнограф Чах Ахриев, после жатвы в ингушских «семьях устраивали специальный ужин – «Марс–пхьорр», на котором хозяйка дома, дотрагиваясь до кушаний щипцами, приговаривала: «Да будет пищей (такому – то покойнику)». Обойдя, таким образом, все яства, она выливала из чаши, находившейся у нее в руках, брагу около очага, затем уже все члены семейства принимались за кушанье*.

Несколько слов о святилищах и храмах, построенных ингушскими зодчими в период V – XVI в.в. В святилищах молились в праздничные дни, а также перед покосом. Участие принимали как мужчины, так и женщины. Ритуал празднества у ингушей: резали белых быков и баранов, варили пиво (йий и масхам - инг.), молились, а потом для молодежи устраивались танцы.

Празднества прекратились в начале XX в., в связи с изменением религии - принятием ингушами Ислама. Из святилищ можно назвать более известные: Тхаба – Ерды (галгаевцы), Алби – Ерды (кхаь-калинцы), Мятцил на горе Мят–лом, Тушоли (Велах), Мецхал около с. Мецхал, Эрдзели около с. Эрзи (кисты//фаьппинцы), Дзорах – Диела около с. Гадаборш. Последнее почиталось и жителями селений Верхний и Нижний Озик, Лейми, и Карт, святилище датируется XIII-XIV в.в. Моления проводились каждый год зимой под новый год (ингушский праздник “Ноджой”) и во время рождества (инг. Гоанцхой). Празднование Гоанцхой продолжалось три дня, Ноджой был однодневным. Обряды, связанные с Дзорах-Диела, были направлены на достижение общего благополучия, благоприятные погодные условия, урожайность полей, приплод скота, охотничий промысел и т.п.

В.Ф. Миллер, побывав в Ингушетии в 1886 году, так описывает моление ингушей, проходившие у подобных храмов: “В известное время, преимущественно летом, семьи, составляющие одно общество, варят пиво, приготовляют в большом количестве треугольные небольшие лепешки, (ингушские пироги), выбирают баранов и отправляются справлять праздник к своей родной святыне... Во главе процессии идет старик, одетый обязательно в белую одежду. В руках он держит шест с колокольчиком и белым знаменем. За ним идут женщины, которые поют особый припев “Даллалэй”. Процесс обходит святыню, причем некоторые ставят в известном месте зажженные восковые свечи. Кланяясь святому месту ... обязательно снимают с головы папаху. Перед началом пиршества старики произносят молитвы, в которых просят бога об урожае полей, приплоде скота и всяком благоденствии. Торжество кончается пирушкой, продолжающейся до поздней ночи”.

В селении Лежг имелось святилище Тушоли, которое было посвящено ингушской богине плодородия и деторождения. Празднество в честь богини совершалось весной, и ко дню моления приходили жители не только близких, но и дальних ущелий. Обрядами руководил мужчина, последним жрецом был Хадзиев из с. Кошк. В святилище Тушоли молились о даровании хорошего урожая, увеличении поголовья скота, общем изобилии; бесплодные женщины выпрашивали детей. Храм Тушоли имелся также и около селения Шоан горной Ингушетии.

Выдающимся памятником истории и культуры Ингушетии является храм “Тхаба–Ерды”, Тха – наш (свой), ба – есть, ер – это, ди – ды, т.е. вера (религия), построенный в VIII – IX вв. ингушскими зодчими. Это древнее святилище, возведенное в честь божества, почитаемого в бытность языческой веры.

Святилище служило для совершения обрядов, религиозных отправлений и разрешений спорных вопросов, к храму стекались жители всех ингушских обществ. Также у святилища Тхаба–Ерды находился «Мехк–кхел» - суд страны. При нем постоянно проживали избранные народом умудренные опытом старики. Их содержал народ. А делалось это так: каждый жених после свадьбы обязан был обеспечить содержание стариков на три дня. Кроме того, близ храма Тхаба–Ерды на земле были начертаны два круга – один в другом. Молодожены должны были в присутствии судей станцевать в той полоске, что находилось между двумя кругами. Если кто–то из танцующих хотя бы слегка задел линию одного из кругов, внутреннего или внешнего, то старики восклицали: «Э – э, Нарто!» (эх ты нарт), это значило, что кто–то из танцующих молодоженов нарушил установленные правила. И жениху приходилось по прошествии года вновь давать содержание старикам на три дня и вновь станцевать с женой в промежутке между кругами. Такое могло продолжаться ежегодно, пока пара не станцует безупречно…

Храм неоднократно, на протяжении свыше двухсот лет, описывался русскими и иностранными учеными. Впервые храм Тхаба–Ерды был отмечен в научных трудах квартирмейстером русской армии Штедером в 1787 году. Вот что он писал: «К югу, на возвышенности, у которой соединяются оба рукава, расположено старинное здание, куда совершается ежегодное великое паломничество всего народа. Древний непорочный старик из определенной фамилии закалывает жертвенные животные, съедаемые близко живущими фамилиями, голова с рогами и костями сохраняются в здании...».

В 1811 году храм Тхаба–Ерды посетил геолог М. Энгельгард, который сделал съемки и зарисовки.

Наиболее точные описания и обмеры храма произвел в 1886 году кавказовед В.Ф. Миллер, а в XX веке – академик Г.Н. Чубиношвили и известный кавказовед–археолог Е.М. Крупнов, который писал: «Среди древних архитектурных сооружений центрально–горной полосы Северного Кавказа памятник занимает особое место». Храм Тхаба–Ерды, возникший в VIII–IX вв., один из замечательных памятников культовой архитектуры ингушских зодчих *.

Архитектурная композиция, орнаментальные и фигурные украшения указывают на высокую художественную ценность сооружения. Спустя много лет святилище Тхаба–Ерды было использовано как церковь в период проникновения христианства на территорию горной Ингушетии, но новая религия в Ингушетии не утвердилась, поэтому храм приобрел свое прежнее предназначение службе языческим богам. Сегодня ингуши исповедуют ислам - религию богатую, чистых помыслов, призывающая к добру и созиданию, религию, которая по своим принципам подходит к ингушскому менталитету, их характеру и обычаям.

Строительство башенных и храмовых, а также оборонительных сооружений в горной Ингушетии, свидетельствует о больших знаниях и опыте строительных работ, накапливавшегося у древнейшего народа Кавказа веками, что в итоге дало возможность прийти к высшим классическим формам ингушской каменной архитектуры.

С 1988 года территория, где расположены памятники истории в горной Ингушетии, имеет статус Джейрахско–Ассинского государственного историко-архитектурного природного музея-заповедника. Задача музея, да и наша тоже, сохранить для потомков этот сказочно красивый мир природы и архитектуры, мир - дошедший до нас благодаря нашим предкам. Каждый гражданин должен знать историю, духовную и материальную культуру своего народа. Как говорят в народе, “без прошлого, нет будущего”. Смысл этих слов заключает в себе понятие о том, что нужно знать прошлое для успешного будущего.

информация
фото с сайта http://www.ingushetiya.ru/article/245.html